Фелльнер отложил вилку и нож и посмотрел в лицо хозяину дома.
— Мы осведомлены о том и о другом.
— Тем не менее последние два дня вы продолжали уверять меня, что не знаете, где находится Кристиан.
— Откровенно говоря, я считаю, что эта информация тебя не касается. Вместе с тем меня удивляет, откуда этот интерес?
Тон Фелльнера стал более резким, необходимость держать лицо, казалось, пропала.
— Я знаю о поездке Кристиана в Санкт-Петербург две недели назад. На самом деле с нее все и началось.
— Мы полагаем, что вы заплатили тому служащему. — Тон Моники был отрывистым, гораздо более резким, чем у ее отца.
— И снова, Эрнст, к чему ты клонишь? — спросил Фелльнер.
— Все эти события касаются Янтарной комнаты, — медленно сказал Лоринг.
— Чего именно?
— Давайте закончим ужин. Поговорим после.
— По правде, я не голоден. Ты вызвал меня сюда, за триста километров, не предупредив заранее, чтобы поговорить, так уж давай поговорим.
Лоринг сложил салфетку:
— Очень хорошо, Франц. Идите, пожалуйста, со мной.
Сюзанна последовала за ними, когда Лоринг вел своих гостей по лабиринту первого этажа замка. Широкий коридор огибал комнаты, украшенные бесценными произведениями искусства и старины. Это была публичная коллекция Лоринга, результат шестидесяти лет персональных приобретений и еще ста лет до этого приобретений его отца, деда и прадеда. Некоторые из наиболее ценных произведений мирового искусства находились в соседних помещениях. Но полный размер открытой коллекции Лоринга был известен только Сюзанне и ее патрону — сокровища, охраняемые толстыми стенами и удаленностью от мира, в сельском поместье, в стране с недавним коммунистическим прошлым. Скоро все это будет принадлежать ей.
— Я собираюсь нарушить одно из священных правил, — сказал Лоринг. — Как демонстрация моей доброй воли — я намереваюсь показать вам закрытую часть своей коллекции.
— Это необходимо? — спросил Фелльнер.
— Уверен, что да.
Они миновали кабинет Лоринга и прошли по длинному залу к уединенной комнате в конце. Она представляла собой компактный прямоугольник, накрытый крестообразным сводчатым потолком с фресками, изображавшими чередование знаков зодиака и святых апостолов. Массивная изразцовая печь занимала один угол. Витрины орехового дерева, инкрустированные африканской слоновой костью, окаймляли стены. Стеклянные полки были заполнены фарфором шестнадцатого и семнадцатого веков. Фелльнер и Моника задержались на минуту, чтобы отдать должное особо ценным экземплярам.
— Романская комната, — пояснил Лоринг. — Я не знаю, бывали ли вы здесь раньше.
— Я не был, — покачал головой Фелльнер.
— Я тоже никогда ничего из этого не видела, — сказала Моника.
— Я храню здесь самое ценное из своего стекла. Печь исключительно декоративная, воздух подается отсюда.
Лоринг указал на решетку в полу рядом с печью:
— Я уверен, что вы тоже используете у себя специальное оборудование для подачи кондиционированного воздуха.
Фелльнер кивнул.
— Сюзанна, — позвал Лоринг.
Она выступила из-за одной из деревянных витрин, четвертой в ряду, и медленно сказала тихим голосом:
— Обычная практика, вызывающая обычное замешательство.
Шкаф и секция каменной стены повернулись вокруг центральной оси, открыв выход на другую сторону.
— Настроено на интонации моего голоса и голоса Сюзанны. Кое-кто из персонала знает об этой комнате. Время от времени ее, конечно же, надо убирать. Но мои люди мне абсолютно верны и никогда не говорят об этом вне поместья. Уверен, что и твои ведут себя так же. На всякий случай тем не менее мы меняем пароль раз в неделю.
— На этой неделе он интересный, — отметил Фелльнер. — Кафка, думаю. Первая строка из «Общего замешательства».
Лоринг усмехнулся:
— Мы должны оставаться верны традициям уроженцев Богемии.
Сюзанна отошла в сторону и дала Фелльнеру и Монике войти первыми. Проходя мимо, Моника бросила на нее холодный взгляд, полный отвращения. Сюзанна пропустила Лоринга и последовала за всеми. Просторное помещение было наполнено другими витринами, картинами и гобеленами.
— Я уверен, что у вас есть такое же помещение. Это результат более чем двухсотлетнего коллекционирования. Последние сорок лет в клубе, — представил коллекцию Лоринг.
Фелльнер и Моника рассматривали витрины.
— Изумительные вещи, — сказал Фелльнер. — Впечатляюще. Я помню многие из них с представлений. Но, Эрнст, ты тянешь время.
Фелльнер стоял перед почерневшим черепом в стеклянной витрине.
— «Пекинский человек»?
— Наша семья владеет им с войны.
— Насколько я помню, он исчез в Китае во время транспортировки в Соединенные Штаты.
Лоринг кивнул:
— Отец приобрел его у вора, который выкрал череп у охранявших его пехотинцев.
— Удивительно. Эта находка определяет возраст нашего предка — около полумиллиона лет. Китайцы и американцы не остановились бы ни перед чем, чтобы получить его обратно. А он преспокойно находится здесь, в центре Богемии. В странные времена мы живем, не правда ли?
— Совершенно верно, старый друг. Совершенно верно.
Лоринг показал на двойные двери в дальнем конце длинного помещения:
— Туда, Франц.
Фелльнер прошел сквозь высокие двери. Они были выкрашены в белый цвет, и по ним струились узоры золоченого литья. Моника не отставала от отца.
— Вперед. Открой их, — сказал Лоринг.
Сюзанна обратила внимание на то, что, наверное, впервые в жизни Моника держала рот закрытым. Фелльнер протянул руку к медным ручкам, повернул их и толкнул двери внутрь.