Рейчел толкнула двери и прошла по лабиринтам коридоров в офис Пола. Она звонила ему перед тем, как поехать, так что он ждал ее. Она прошла прямо в офис, закрыла дверь и объявила:
— Я еду в Германию.
Пол посмотрел на нее:
— Ты что?
— Я не оговорилась. Я еду в Германию.
— Чтобы найти Макарова? Он, возможно, умер. Он даже не ответил на последнее письмо твоего отца.
— Я должна сделать хоть что-то.
Пол встал из-за стола.
— Почему тебе всегда надо что-то сделать?
— Папа знал о Янтарной комнате. Это мой долг перед ним — все проверить.
— Твой долг перед ним? — спросил он, повышая голос. — Твой долг перед ним — это уважать его последнюю волю, то есть держаться подальше от всего этого. Если это все вообще существует, кстати говоря. Черт, Рейчел, тебе сорок лет. Когда ты повзрослеешь?
Она оставалась на удивление спокойной, думая о том, как ей относиться к этим его нотациям.
— Я не хочу ссориться, Пол. Мне надо, чтобы ты присмотрел за детьми. Ты сделаешь это?
— Как это похоже на тебя, Рейчел. Ты теряешь контроль над собой. Делаешь первое, что взбредет тебе в голову. Не думая. Просто делаешь.
— Ты присмотришь за детьми?
— Если я скажу нет, ты останешься?
— Я позвоню твоему брату.
Пол сел. По его лицу было видно, что он капитулировал.
— Ты можешь остаться в нашем доме, — сказала она. — Так будет удобнее детям. Они все еще очень расстроены из-за папы.
— Они были бы еще больше расстроены, если бы знали, что делает их мать. А ты не забыла о выборах? Они меньше чем через восемь недель, и у тебя два конкурента, которые из кожи вон лезут, чтобы сместить тебя, теперь еще и с помощью денег Маркуса Неттлса.
— Наплевать на выборы. Неттлс может подавиться этим судейством. Это более важно.
— Что более важно? Мы даже не знаем, что это. А что с твоей работой? Как ты можешь просто встать и уехать?
Рейчел отметила про себя, что последние два пункта были хорошей попыткой, но это не могло остановить ее.
— Главный судья понял меня. Я сказала ему, что мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя после утраты. Я не брала отпуск уже два года.
Пол покачал головой:
— Ты едешь охотиться на диких гусей в Баварию в поисках старика, который, возможно, уже умер, в поисках чего-то, что, возможно, потеряно навсегда. Ты не первая ищешь Янтарную комнату. Многие посвятили свою жизнь поискам и ничего не нашли.
Она не дрогнула.
— Папа знал что-то важное. Я чувствую это. Этот Макаров может тоже знать.
— Ты мечтательница.
— А ты жалкий трус. — Она немедленно пожалела о своих словах.
— Я проигнорирую это высказывание, поскольку я знаю, что ты расстроена, — сказал он медленно.
— Я улетаю завтра вечером рейсом в Мюнхен. Мне нужны копии папиных писем и статей из его папок.
— Я завезу их тебе по дороге домой. — Его голос был полон смирения.
— Я позвоню из Германии и дам знать, где я остановилась. — Она направилась к двери. — Забери завтра детей из детского сада.
— Рейчел.
Она остановилась, но не обернулась.
— Будь осторожна.
Она открыла дверь и вышла.
Атланта, Джорджия
Четверг, 15 мая, 10.15
Кнолль вышел из отеля и вошел в метро, чтобы доехать до здания суда округа Фултон. В листке КГБ, который он стащил из архива в Санкт-Петербурге, была информация о том, что Рейчел Катлер была юристом, и там был адрес ее офиса. Но во время посещения юридической фирмы вчера он обнаружил, что она оставила работу в фирме четыре года назад, после того как ее выбрали судьей Верховного суда. Секретарь была более чем любезна, предоставив новый телефонный номер и адрес суда. Он решил, что по телефону беседа не получится. Лучше всего — это неназначенная заранее встреча лицом к лицу.
Пять дней прошло с тех пор, как он убил Петра Борисова. Ему необходимо было установить, что его дочь знала о Янтарной комнате, если она вообще что-то знала. Вероятно, ее отец упоминал что-нибудь за эти годы. Может, она знала о Макарове. Это был длинный путь, но у него заканчивались зацепки и он должен был использовать все возможности. След, который казался таким многообещающим, потихоньку остывал.
Кнолль вошел в лифт и поднялся на шестой этаж здания суда. По краям коридора располагались переполненные залы суда и оживленные офисы. На нем был светло-серый деловой костюм, рубашка в полоску и бледно-желтый шелковый галстук, купленный вчера в мужском магазине на окраине. Он намеренно подобрал мягкие и консервативные цвета.
Он толкнул стеклянные двери с табличкой «КОМНАТА ДОСТОПОЧТЕННОЙ РЕЙЧЕЛ КАТЛЕР» и вошел в приемную. За столом сидела молодая темнокожая женщина. Табличка с именем гласила: «СЭМИ ЛЮФФТМАН». На своем самом лучшем английском он сказал:
— Доброе утро.
Женщина улыбнулась и поздоровалась в ответ.
— Меня зовут Кристиан Кнолль. — Он протянул ей карточку, похожую на ту, что он показывал Пьетро Капрони, за исключением того, что на этой было написано только «КОЛЛЕКЦИОНЕР», а не академик и не было адреса. — Я мог бы поговорить с ее честью?
Женщина приняла карточку.
— Я сожалею, но судьи Катлер сегодня не будет.
— Мне очень важно поговорить с ней.
— Могу ли я спросить, касается ли это дела, ожидающего решения в нашем суде?
Он покачал головой, сердечно и искренне.
— Вовсе нет. Это личный вопрос.
— Отец судьи умер в прошлые выходные, и…
— О, мне очень жаль, — сказал Кнолль, притворяясь взволнованным. — Как это ужасно.